16 октября 2014, 01:21

Другая Святая Земля. Иорданские заметки. Вади Рам

Иордания туристическая. Вади Рам

Теперь я точно знаю, что значит выражение «вытрясти душу». Для того, чтобы понять его смысл, надо совершить «джип-тур» по пустыне Вади Рам.

— Рассаживайтесь, пожалуйста, выбирайте, куда кто хочет сесть, — наши гиды приглашают нас сделать непростой выбор: перед нами на стоянке стоят три одинаково «убитые» «тойоты», чьи помятые контуры недвусмысленно намекают на серьёзность предстоящего испытания.

Вади-Рам — необыкновенно красивое, но почти непригодное для жизни место

В течение последующих нескольких часов малодушная мысль «А ведь можно было сесть в кабину!», бьюсь о заклад, посещала каждого из нас неоднократно, просто никто не признался в этом.

— Обещают на сегодня плюс сорок два, — Самер, наш гид, смотрит прогноз в своём смартфоне.

Звучит диковато. Правда, в Акабе, а это еще километров пятьдесят к югу, — там вообще сорок семь. А лето еще не началось толком.

Проверяем запасы воды.

Вообще, езда по пустыне — наверное, не самое большое развлечение. Даже если эта пустыня — Вади Рам. Фантастические пейзажи, за которые эти места ещё называют Лунной пустыней, быстро слипаются в одну сплошную вереницу гор, скал и песка. Позади остаётся железнодорожная насыпь. Это одно из ответвлений знаменитой Хиджазской железной дороги, соединявшей Дамаск с Мединой и ставшей почти столетие назад одним из фронтов, на котором действовали арабские племена в ходе «Великой арабской революции», освободительной кампании 1916-1918 годов против турок.

Туристический центр в Вади-Раме с непременным портретом короля Абдаллы

Славное прошлое этих мест нынче приносит хороший доход: туристы с удовольствием погружаются в местную экзотику и внимают рассказам о том, как Лоуренс Аравийский со своими отрядами нарабатывал в этих местах опыт ведения диверсионной войны, подрывая железнодорожное полотно и мосты и пуская под откос поезда.

Только опоры высоковольтных линий, ведущие вглубь пустыни, мешают воображению разыграться в полную силу и представить, как из-за бурых скал вылетают на каменистую равнину всадники и грабят очередной состав, а потом вновь скрываются в ущельях, и их лошади и верблюды, навьюченные захваченной добычей, медленно ступают по раскалённому песку.

Сейчас здесь вместо лошадей — потрёпанные жизнью «тойоты» и «ниссан», а поезда если и грабят, то только на потеху приезжих туристов, за отдельную плату, во время специальных шоу.

Типичный местный пейзаж

Показываются какие-то шатры. Это наша первая остановка. Бедуинские палатки — те самые, из верблюжьей шерсти, «антискорпионовые» — расставлены небольшим лагерем в одном из ущелий. Да, именно ущелий, потому что Вади Рам — это сочетание пустыни и гор; огромные пространства между горными отрогами и отдельными скалами занимают песчаные и каменистые равнины.

Здесь нас угощают обедом. Мы устраиваемся на циновках, расстеленных на песке. Тень от высокой скалы слегка освежает, и мы прячемся под отвесными стенами. Рядом в небольших углублениях породы в поисках тени примостились ягнята. Взрослые овцы с утра пасутся в пустыне. Звучит странно, да. Но сейчас, в самом начале лета, накопив немного воды во время зимних и весенних дождей, пустыня живёт.

Бедуины — пастухи, это их основное занятие; богатство той или иной семьи измеряется количеством верблюдов и овец.

Бедуинские шатры гостеприимны, но не спасают от жары

Помимо этого, местные бедуины, судя по всему, на полставки подрабатывают живыми достопримечательностями Вади Рама; видно, что для них мы — очередная группа любопытных, которых волей Аллаха занесло в эти суровые места. Немногословные молодые мужчины предлагают угощение, а потом уходят под сень палатки пить чай. Их чаепитие прерывается через пять минут: непоседливые туристы напрашиваются к ним в компанию, а еще через пару минут в палатке остаются только гости, в то время как хозяева отходят в сторонку.

Гости пьют бедуинский чай — крепкий и очень сладкий чёрный чай из маленьких высоких чашек, больше похожих на лафитники с ручкой. Когда чашки пустеют, хозяева их просто складывают, слегка споласкивая, в большой чан, наполненный водой. Попробуйте придумайте лучший способ мыть посуду посреди пустыни.

Следующие полчаса занимает переезд к новому становищу. Тут нас развлекают музыкой: пожилой бедуин поёт несколько песен под аккомпанемент инструмента с одной-единственной струной. Его голос сливается в унисон с мелодией, текущей из-под смычка, похожего на согнутый лук. Совершенно невозможно понять, грустная это песня или весёлая; бесконечный мотив — он как эти бесконечные пески: они просто есть, они всегда были здесь и всегда будут, вот и всё.

Марсианские пейзажи Вади-Рама

— Вон, вон, смотрите! — мы едем дальше, и наш гид показывает в сторону небольшого стада в стороне от дороги. — Это белый верблюд, самый ценный! Некоторые бывают дороже «мерседеса».

Белый «мерседес пустыни» покрыт изрядным слоем жёлто-бурого песка.

Самер добросовестно пытается исполнять свои обязанности гида, в то время как мы, его подопечные, прилагаем все усилия, только чтобы удержаться «в седле», цепляясь за борта на очередной кочке. Пустыня только на первый взгляд ровная. Полчаса езды в кузове джипа развеивают эти дилетантские представления в пух и прах. А мы катаемся по живописным равнинам Вади Рама уже несколько часов.

Вот мы снова опускаемся в низину, наша старушка «тойота» включает полный привод, натужно ревёт и выбирается на ровное место. А низина, которую мы миновали, — это ничто иное как русло реки, это видно по спёкшейся и растрескавшейся корке, которую образовал, высыхая, песок на дне потока. Очень и очень трудно себе представить, как в этих местах могут течь реки или хотя бы ручьи. Наверное, чтобы увидеть эту картину, надо приезжать в Вади Рам зимой.

Каково придётся этим людям летом? Как вообще здесь можно жить? А между тем бедуины живут здесь веками, и, похоже, нисколько не отягощены сомнениями по поводу выбора места жительства.

Лагерь бедуинов

— Вы ещё учтите, — откликается Самер на наши вопросы, — что у бедуинов дети не ходят в школу. Почти никто. А без образования — куда им дальше? Только сюда же, к стадам. Есть, конечно, такие, кто отдаёт своих детей в школу, и они потом получают образование и уезжают. Но таких мало.

Перед большим шатром стоят ребятишки — от четырех лет и старше. Это последняя наша остановка, самый большой бедуинский лагерь из тех, что мы видели. Почти с десяток больших палаток, среди которых несколько — с надписями ооновского агентства по делам беженцев. Мы не раз ещё встретим такие по всей стране, даже на общественном пляже Акабы.

Дети смотрят на подъехавшие машины с обычным детским любопытством и настороженностью. Следует обычная церемония: какие-то сладости — малышам, общение с отцом семейства (сорок два года — восемь детей), фотографирование детей, фотографирование с детьми, фотографирование без детей — только и слышно: щёлк, щёлк, щёлк. На ум приходят слова одного известного фотографа: «Главная неправда документальной фотографии — присутствие фотографа на месте события».

Из соседней палатки тихонько показываются силуэты; женщины, которым не положено выходить при посторонних, выглядывают из-под полога. Самая маленькая девчушка, младшая дочка, получив какой-то пряник, стремительно убегает на «женскую половину» и отдаёт гостинец матери.

Появляются тени — солнце наконец начинает сползать с той мёртвой точки на небе, за которую оно зацепилось ещё утром. Нам предстоит часовое родео по пути к месту ночёвки.

Факт-открытие: несколько участков Хиджазской железной дороги действуют до сих пор; например, можно совершить ретро-путешествие из Дамаска до Аммана на старинном поезде. Расстояние, которое на автомобиле можно покрыть за 4 часа, этот поезд преодолевает за день. А по южному участку железной дороги, проходящему через Вади Рам, в Акабу следуют составы с фосфатами, месторождения которых активно разрабатываются в Иордании.